Искусные инвестиции: денег больше, чем шедевров

После кризиса в игре на арт-рынке остались только профессионалы - как продавцы, так и покупатели

Если вы однажды стали счастливым обладателем подлинного Пикассо, то в любом случае вы точно не в проигрыше. Вопрос лишь в том, насколько вы в выигрыше.

Инвестиции в искусство — весьма специфичное дело. Шедевров на рынке всегда меньше, чем денег. Искусство, будь то старые мастера или даже contemporary art, — ресурс ограниченный, к тому же обладающий уникальными характеристиками в сравнении с ресурсами стандартизированными (вроде нефти, газа, соевых бобов и тому подобного). Да и отношение к этому прекрасному во всех смыслах активу со стороны участников процесса крайне субъективное. Поэтому сделки с искусством характеризуются не только количественными и качественными параметрами, но и эмоциональной составляющей.

Это тот самый вариант, когда в случае невозможности приобретения за большие деньги покупка становится вполне возможной за очень большие деньги. А что считать большими деньгами, когда «нет предела совершенству»? Инвестиции в искусство, как правило, составляют 1–10% от свободного капитала покупателя. Простой вопрос: какой инвестор может позволить себе приобрести полотно Пикассо, предположим, стоимостью $100 млн? Безусловно, это представитель класса миллиардеров. В том числе потому, что шедевру Пикассо будет крайне некомфортно без наличия в коллекции других редкостей.

По всем названным причинам инвестиционные сделки с искусством — это удел искушенных коллекционеров. Здесь иллюзия непризнанных шедевров исчезает, поскольку все настоящие шедевры давно уже признаны, то есть известны: опубликованы в важных изданиях и каталогах, участвовали в значимых выставках, желательно при жизни художника, и имеют понятный провенанс. Неизвестным может быть только местонахождение некоторых шедевров. Но обнаружить такую картину и убедиться, что это подлинник, — задача уровня Шерлока Холмса.

Дальше: какую именно цену за шедевр считать не просто объективной, а субъективно верной? Допустим, договоренность о цене, устраивающей обе стороны, достигнута. Единственное, что в этом случае может помешать совершению сделки, — психологические особенности покупателя и продавца. Для того чтобы исключить данный риск, существует механизм конфиденциальности сделок с шедеврами, который обеспечивается институтом адвокатов, профессиональными арт-брокерами и аукционными домами. Поэтому зачастую имена покупателя и продавца шедевра в процессе сделки не раскрываются. А иногда не раскрываются
и по ее завершении.

Шедевры на хлеб не меняют

Шедевры встречаются редко даже на знаковых торгах Sotheby’s и Christie’s. Иногда достаточно двух конкурирующих за произведение покупателей, чтобы цена сделки дошла до астрономической. Таким образом, инвестиции в искусство способны принести доходность, сопоставимую, к примеру, с доходностью в казино. Шансы на выигрыш примерно такие же: «красное» или «черное», пан либо пропал. То есть 50/50. Спекулятивная сверхдоходность от владения шедевром ставит его в разряд венчурных инвестиций. Отсюда и правила инвестирования — как на венчурном рынке.

Для того, чтобы понять современное состояние рынка искусства, придется немного окунуться в его историю. Отмечу сразу: экономические кризисы — важные моменты для данного рынка и, вопреки всеобщему хаосу на финансовых и фондовых рынках, в целом позитивно сказываются на общей динамике рынка искусства. Как известно, шедевры не меняют на хлеб даже в периоды войн. Счастливые обладатели уникальных предметов искусства — люди состоятельные и расстаются с шедеврами исключительно в случаях так называемых трех «ди»: death, divorce, debts (cмерть, развод и долги в результате банкротства).

К ним еще добавляют четвертое, заветное «ди»: desire (желание, мечта). Выражается оно в крайне привлекательном денежном эквиваленте за предмет желания покупателя. Для продавца главной мотивацией является соблазн подтвердить состоятельность своего финансового гения, зафиксировать удачный результат инвестиций, сделанных когда-то. В этом случае купить шедевр, как правило, можно только в случае переплаты — иногда на 20–30% выше его потенциальной рыночной оценки на момент сделки.

Рынок искусства, как ни странно, — классический, нерегулируемый. Спрос и предложение, хотя и специфичного характера, определяют желаемую, а значит, справедливую цену. И сам арт-рынок подвержен экономическим циклам. Я буду ссылаться преимущественно на публичную статистику аукционных продаж — Artprice Global Index (эти данные представлены на графике). Информации по рынку частных сделок недостаточно в силу их конфиденциальности. Результаты аукционов — это единственные унифицированные данные, зафиксированные системно на протяжении длинного промежутка времени. То есть их можно считать репрезентативными, достаточными для анализа.



Итак, спекулятивный пузырь финансового рынка, раздутый в середине 1980-х, был сдут обвалом 1987 года и первой войной в Персидском заливе. Но на рынке искусства в конце 1980-х, наоборот, наблюдался рост. На финансовые кризисы арт-рынок обычно реагирует кратковременной коррекцией (в виде легкого стресса в сегменте предложений невысокого качества) и последующим всплеском цен. Появляются короткие предложения некоторых шедевров, которые, вопреки ситуации, складывающейся во всех других сегментах инвестиций, продаются по ценам значительно выше текущих рыночных. Продавцы фиксируют прибыль, инвесторы спасают наличные, вкладываясь в незыблемые активы — произведения музейного класса.

Пик цен

В начале 1990-х на рынке искусства происходит коррекция — цены падают вдвое. Далее следует период стабилизации цен в «умеренном коридоре» на протяжении почти пяти лет. Экономический кризис 1998 года стал очередным катализатором для рынка искусства. За краткосрочной и незначительной коррекцией (незначительной по причине того, что цены к моменту кризиса просто не успели подняться до спекулятивных) последовал мощный, естественный и уверенный разгон цен на искусство. Этот процесс сопровождался значительно большим, чем в предыдущем цикле, количеством сделок ценой свыше $1 млн за произведение. И, разумеется, ростом доходности от сделок. С сентября 2001 года по июль 2007 года Artprice Global Index вырос на 152%!

Пик разгона приходится на финансовый кризис 2008 года, когда стабильный рост арт-рынка в узком и крутом «повышательном коридоре цен» сменяется на гораздо более агрессивное динамичное движение цен в «широком коридоре» — «сужающийся повышательный клин». В разгар кризиса случилось несколько поистине рекордных продаж, которые вопреки мнению о неизбежной агонии арт-рынка заложили устойчивую тенденцию мегасделок в последующие годы: «Триптих» Фрэнсиса Бэкона — свыше $86 млн (май 2008 года), «Пруд с кувшинками» Клода Моне — более $80 млн (июнь 2008 года), «Супрематическая композиция» 1916 года Казимира Малевича — $60 млн (ноябрь 2008 года).

Правда, количество непроданных лотов на аукционах осенью 2008 года достигает своего пика — 70–80%. Но лишь потому, что основная масса предлагавшихся произведений по качеству была очень далека от понятия «шедевр». После осени 2008 года аукционные дома меняют политику торгов с целью выйти из временного коллапса цен. В 2009 году аукционные дома снизили предложение (объем торгов) в два с лишним раза, а его качество улучшили на порядок. Несмотря на панические настроения на финансовом рынке, цены на шедевры росли. В итоге был преодолен психологический барьер, через который участники арт-рынка прежде не решались переступить, — $100 млн за произведение.

Частные сделки

Аукционные дома начали проводить больше частных сделок с искусством, нежели открытых торгов. Уже в октябре 2008 года за картину Энди Уорхола «8 Элвисов» в частной сделке была заплачена самая высокая для работ этого художника цена — $100 млн. Апофеозом частных сделок пост-кризисного периода стала продажа в апреле 2012 года полотна Поля Сезанна «Игроки в карты» более чем за $250 млн — в настоящее время это рекордная цена на рынке искусства. Картина, ранее принадлежавшая греческому миллиардеру Георгу Эмбирикосу, ушедшему в мир иной в 2011 году, перешла в коллекцию королевской семьи Катара. Предыдущий рекорд на арт-рынке, кстати, тоже был достигнут в частной сделке через Christie’s, но в самый разгар экономического роста — в 2006 году, когда американский миллиардер Рональд Лаудер приобрел «Портрет Адели Блох-Бауэр I» кисти Густава Климта за $135 млн.

Продаже Сезанна предшествовала другая знаковая частная сделка, начавшаяся в 2009 году и успешно завершившаяся в 2012 году, — два полотна Тициана из коллекции герцога Сазерленда были куплены Национальной галереей Шотландии за £100 млн. Рекордные частные сделки продолжились в июле 2011 года, когда был зафиксирован новый максимум цен на Ганса Гольбейна —
за его «Дармштадтскую Мадонну» немецкий коллекционер Райнхольд Вюрт заплатил €60 млн.



В итоге финансовый кризис 2008 года оказал исключительное влияние на рынок искусства: в игре остались только профессионалы — как продавцы, так и покупатели. Любителей больше нет. Спрос выманил на рынок редкости мирового класса: импрессионистов, модернистов и старых мастеров, доселе спрятанных глубоко и надолго в частных коллекциях. Однако, хотя цены устойчиво движутся вверх в широком ценовом коридоре в режиме экстремальной динамичности, инвестиционный период (от коррекции до коррекции), по всей видимости, сужается — с семи-десятилетнего до пятилетнего цикла. А это значит, что фиксировать сверхприбыль от владения шедеврами можно чаще — раз в пять лет.

Голубые фишки

Итак, «перспективы — светлы, но путь извилистый». Поэтому на вопрос, в какие произведения искусства стоит инвестировать, ответ один — только в шедевры. В широком диапазоне: старые мастера, импрессионисты и модернисты, послевоенное или современное искусство — в зависимости от личного вкуса и финансовых возможностей. Как и на фондовом рынке, предпочтение лучше отдавать «голубым фишкам». Это художники, произведения которых имеют сформировавшиеся рынки: первичный — студийные и галерейные продажи и вторичный — аукционные продажи и сделки из частных коллекций и фондов. Причем речь идет о самых качественных произведениях, поскольку творчество каждого художника неоднородно. Начиная с 1986 года были зафиксированы 1373 аукционные продажи картин Пабло Пикассо. В 2010 году на Christie’s его «Обнаженная, зеленые листья и бюст» была продана за рекордные для художника $106,5 млн. А три года спустя на Sotheby’s картина Fruits et Verre ушла всего за $275 000. Разумеется, Пикассо за $275 000 не подешевеет, но и не вырастет в цене в два раза.

Еще одна возможность — русское искусство. На глобальном арт-рынке это незначительный сегмент — менее 1% всей суммы сделок, если не считать мировые шедевры инвестиционного класса (русский авангард: Казимир Малевич, Василий Кандинский, Марк Шагал, Наталья Гончарова, Михаил Ларионов и немногие другие). Большинство русских мегахудожников сложно отнести к исконно русским, поскольку жили и работали они в Европе и Соединенных Штатах. Но это все же преимущество, а не недостаток. Главное — помнить: неизвестных шедевров не бывает.
Источник: Forbes.ru